Задержание за участие в акции, во время которой ты на другом конце города покупала тетрадки для дочери-школьницы. Арест по уголовному делу и голодовка в СИЗО. Допрос в суде свидетеля по имени "Иван Иванов" с балаклавой на голове – и "сутки" для твоего подзащитного на основе его показаний. Так выглядит работа адвоката в Беларуси после президентских выборов 2020 года.
Уже два месяца адвокаты работают почти без выходных: разыскивают своих подзащитных в ИВС и судах, участвуют в заседаниях после протестов, больше похожих на конвейер. Их самих тоже задерживают и арестовывают – в том числе по уголовным делам. За что преследуют адвокатов и как работать в таких условиях, выясняла корреспондент Настоящего Времени.
"Если с тобой "надо поработать", тебя никто не найдет"
Адвокат Людмила Казак 24 сентября 2020 года ехала на судебное заседание, когда ее схватили неизвестные. Силой затолкали в машину и увезли в ИВС на Окрестина. Близкие узнали, что Людмила задержана, поздно вечером – спустя почти десять часов.
"Будь ты адвокат или обычный человек, если с тобой "надо поработать", то тебя никто не найдет, информацию о тебе никто не сообщит, никакого адвоката к тебе не пустят до того момента, пока сами не посчитают это необходимым", – говорит Людмила.
Адвокат Казак защищает арестованную Марию Колесникову, участницу президиума Координационного совета, соратницу Светланы Тихановской, а в начале президентской избирательной кампании – координатора штаба кандидата в президенты Виктора Бабарико. Марию обвиняют в "призывах к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности Республики Беларусь", по этой статье ей грозит от двух до пяти лет лишения свободы.
Людмила Казак вспоминает, что даже в условиях постоянных задержаний и арестов последних недель бесцеремонное и наглое задержание ее поразило: "Никакого закона у нас нет, что хотят, то и делают".
В РУВД Казак сообщили, что у милиции есть сведения: она участвовала в несанкционированном массовом мероприятии 30 августа – акции протеста на проспекте Победителей.
"Я сказала, что это полная ерунда, я не участвую в массовых мероприятиях, а находиться могла где угодно, в том числе и делать покупки к школе с ребенком, так как это было накануне 1 сентября, – рассказывает Казак. – В дальнейшем на меня составили протокол за неповиновение сотрудникам при задержании, основанием к которому явилось, как указано в протоколе, подозрение на участие в несанкционированном массовом мероприятии".
На следующий день в суде против адвоката Казак свидетельствовали сотрудники милиции в балаклавах и с измененными именами – "Иван Иванов" и "Александр Александрович". Суд решил, что она виновна в неподчинении сотрудникам милиции, и назначил штраф – 675 белорусских рублей (около $260).
Людмила Казак уверена, что ее задержание связано с тем, что она защищает Марию Колесникову, но отказываться от этого дела не собирается.
"Адвокаты наши возмущены, и никто не чувствует себя в безопасности на фоне такой истории, – говорит Людмила. – Конечно, у адвокатов довольно много ресурсов и методов для того, чтобы побороться и отстоять свои права. Но [задержание] – это реально давление на защитника, что у нас закон напрямую запрещает".
"Правовой дефолт". Максим Знак и его голодовка
За две недели до задержания Людмилы Казак в Минске задержали еще двоих адвокатов: Максима Знака люди в масках вывели из штаба Виктора Бабарико, где он работал; Илью Салея задержали дома после обыска. Обоих арестовали и обвинили по уголовной статье – "Призывы к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности Республики Беларусь" (та же 361-я статья УК РБ, что и у Колесниковой).
Максим Знак придумал называть происходящее в Беларуси с правами человека в последние месяцы "правовым дефолтом", рассказывает его адвокат Дмитрий Лаевский.
"У нас уже можно не кричать "Жыве Беларусь" и даже не размахивать руками. Можно просто идти, ничего не кричать [и быть задержанным], – приводит пример Лаевский. – Если раньше стандартная формула, которую мы видели в административных протоколах, так и звучала: "Размахивал руками, нецензурно выражался, выкрикивал лозунги", – теперь это все необязательно. Тут мы "эволюционируем". И очень быстро. Мы не успеваем даже осмыслить происходящее. Но проблема правового дефолта гораздо шире и не сводится только к произвольным задержаниям. Вопрос возникает о масштабном насилии над людьми, о способности институтов государства выполнять свою функцию, о доверии граждан к этим институтам".
Его подзащитный Максим Знак во время избирательной кампании был юристом штаба кандидата в президенты Виктора Бабарико, а позже вошел в Координационный совет и и был избран в его президиум. Знак также записывал видео, в которых рассказывал об избирательном праве в Беларуси, разъяснял юридические вопросы.
В чем именно обвиняют Знака (сидящего в СИЗО почти месяц – с 9 сентября), до сих пор не ясно ни ему, ни его защитникам. В обвинении не приводятся конкретные высказывания, которые вменяются адвокату в вину.
"Темы, по которым Максим высказывался, – референдум, отзыв депутатов, еще какие-то резонансные вопросы. Но противоправного в его высказываниях не было никогда. Идея поставить вопрос об отзыве депутатов – новая. И много других новых. Они непривычны уху белорусскому. И в этой ситуации, которая тянется уже четыре месяца, такие его разъяснения могли показаться кому-то неудобными", – предполагает Дмитрий Лаевский.
Не согласившись с обвинением, Максим Знак объявил голодовку и держал ее 10 дней. Мотив такого решения лежал не в достижении какого-то конкретного результата, а в привлечении внимания к проблеме, считает Лаевский. "Впервые в истории современной Беларуси адвокат голодал, будучи заключенным под стражу. Это беспрецедентно и пропорционально той беспрецедентной ситуации с невозможностью добиться применения правовых норм", – говорит защитник Максима Знака.
Поступок его подзащитного имел свой эффект, уверен адвокат, хотя он, может быть, не сразу заметен. Все в совокупности – и правовые действия в национальной системе, и реакция международных институтов, и голодовка – возможно, покажет кому-то, кто принимает решения, что мы уже приблизились к пределу, после которого ни одна из сторон не будет в выигрыше, если вообще уместно такое слово использовать, считает Лаевский.
"Единожды окунувшись в ситуацию, когда одни люди с юридическим образованием не могут достучаться до других людей с юридическим образованием и выпросить соблюдения базовых правовых гарантий, очень сложно потом перейти на какие-то другие адекватные рельсы", – констатирует адвокат.
"Прилетаю в суд, знакомлюсь с материалами". Как работают адвокаты, когда протесты не прекращаются
"Если моего клиента задержали, я зачастую ставлю на всем следующем дне крест", – говорит Сергей Зикрацкий. Он адвокат, участвует в рассмотрении многочисленных административных дел, которые рассматриваются в последние недели в минских судах.
"Вечером мне звонят родственники или коллеги задержанного и говорят, что он задержан. Это означает, что следующим утром я начинаю искать этого клиента, а также искать, где будет рассматриваться дело об административном правонарушении", – рассказывает Зикрацкий.
Так выглядит "усиленный режим работы", на который перешли многие юристы в стране два месяца назад – сразу после выборов. В каждом деле схваченного на улице "тихарями", задержанного на митинге или привезенного в ИВС после обыска человека нужен защитник. О планировании рабочего дня заранее речи не идет: неизвестна не только дата заседания, но и место.
"У нас были периоды, когда мы вообще не знали, какой суд будет рассматривать дело, поскольку его мог рассматривать любой районный суд города Минска, а их у нас девять. Мое утро начиналось с того, что я должен был поехать в эти девять судов и подать им уведомление о том, что я принимаю защиту в отношении моего клиента. Дальше я жду, когда мне позвонят и скажут, что дело в отношении моего клиента поступило. Учитывая, что клиента могут задержать на трое суток (в Беларуси без предъявления обвинения задержанного могут удерживать 72 часа – НВ), у меня нет никакой гарантии, что дело рассмотрят сегодня. По сути, я сижу на иголках и не знаю, как мне планировать последующие дни и надо ли мне отменять мероприятия, которые у меня запланированы", – рассказывает Зикрацкий.
Наконец, из суда звонят – например в 11:00. И сообщают, что дело рассмотрят в 12:00. "Это означает, что я должен бросить все и ехать – до какого-то суда мне 15 минут, до какого-то 30, если на машине. Я прилетаю туда, знакомлюсь с материалами дела и только тогда узнаю, что конкретно вменяется моему клиенту. Абсурдность этой ситуации в том, что клиента могут задержать в одном месте, но в материалах дела будет указано совсем другое. И мне нужно будет представить доказательства того, что клиента в этом месте не задерживали. Это значит, что мне нужно будет каким-то чудным образом собрать эти доказательства и представить их в суд".
Сколько займет рассмотрение самого дела, тоже не предсказать заранее: возможно час, а, может быть, и три. Поскольку в протоколах часто указаны одни и те же сотрудники милиции, то рассмотрение одного дела могут приостановить, пока милиционер даст пояснения по другому.
Этот бег с препятствиями по судам, часы ожидания и попытка опровергнуть показания милиционеров чаще всего заканчивается одинаково – "сутками" для задержанного. "По [таким] административным делам выносятся решения, которые, на мой взгляд, абсолютно незаконные. К сожалению, ни участие адвоката в таких процессах, ни последующее обжалование этих постановлений в большинстве случаев не приносит ожидаемого результата", – заключает Сергей Зикрацкий.
За последние несколько недель в Беларуси вынесли лишь несколько решений в пользу людей, обвинявшихся по статье 23.34 КоАП ("Участие в несанкционированном митинге"). Среди них случай в Жлобине, когда доказательством "участия" в акции стало видео, на котором обвиняемый снят со спины и уходящим с митинга. В Витебске суд прекратил дело журналиста телеканала "Белсат", обвиняемого в участии в акции, которую он на самом деле освещал.
"Я всю жизнь подходил к тому, что работа адвоката сродни работе врача: мы должны отключать эмоции и просматривать дело с точки зрения фактов, документов и так далее, не пытаясь переживать судьбу клиента, – говорит Сергей Зикрацкий. – Но в ситуации, когда твоего клиента абсолютно незаслуженно, несправедливо, без должных доказательств кидают за решетку на 10-15 суток, это очень тяжело воспринимать морально и психологически".
Работы стало больше, а удовлетворения от нее никакого, говорит адвокат: поскольку выкладываться приходится полностью, а результат получаешь эмоционально негативный. Материальный фактор тоже играет свою роль (многие защищают задержанных бесплатно, pro bono), хотя адвокаты говорят об этом в последнюю очередь.
Зачем в этом участвовать
Адвокаты говорят, что не раз слышали от коллег и от людей, наблюдающих ситуацию со стороны, вопрос: "Зачем в этом участвовать?" Какой смысл писать жалобы, ходатайства, куда-то обращаться, если понятна перспектива этих жалоб?"
"Я всегда отвечаю: на что мы претендуем, то и будет", – говорит Дмитрий Лаевский. В его мотивационном списке три пункта – "и спортивный интерес".
Пункт первый, по Лаевскому: нужно, чтобы люди не забыли, что вообще было бы неплохо пользоваться правовыми нормами. Пока остаются те, кто взывает к праву, есть шанс все-таки построить правовое государство, считает адвокат: "Полковники, генералы по какой-то причине в текущем моменте имеют свою точку зрения, с которой мы не согласны. А мы будем напоминать про правовые нормы и просить, чтобы эти нормы работали. И будем делать это столько, сколько понадобится. Мы будем хранить это право. Это огонь, фигурально выражаясь. Пока кто-то этот огонь несет, он может быть использован, чтобы что-то продуктивное, большое, хорошее возникло".
Вторая мотивация – "капля камень точит". Дмитрий Лаевский приводит в пример дело, когда обвиняемый провел почти два года в тюрьмах и СИЗО, но в итоге был признан невиновным и получил компенсацию морального вреда за незаконное осуждение. "Это все было очень долго, тяжело и опасно. Но мы не останавливались, и у нас получилось".
В третьем пункте Дмитрий Лаевский цитирует арестованного и не допущенного к выборам Виктора Бабарико: "Мы не будем воевать, но все равно победим". "Пока мы будем жить, мы можем добиться положительного результата. И мы будем его добиваться, потому что по-другому я не вижу тогда смысла в профессии вообще, – говорит адвокат. – В тех же Соединенных Штатах очень много времени потребовалось для того, чтобы от рабства освободиться. Масса примеров в истории. А мы тут всего лишь требуем конкретизировать обвинение и прекратить уголовное преследование. Я думаю, у нас проще немного задача".
Людмила Казак, независимо от решения суда по таким делам, считает нужной работу свою и своих коллег: "Без защиты здесь в любом случае нельзя. Делается все что возможно, потом будет результат. Не сейчас – так потом".
"Люди, которые участвуют в мирных акциях, ходят на все эти мероприятия, знают, что они кому-то нужны, что адвокат окажет им качественную помощь. И они благодарны за то, что кто-то за них борется и пытается сделать так, чтобы было вынесено справедливое решение", – говорит Сергей Зикрацкий.
Кроме того, добавляет адвокат, он не теряет надежды повлиять на внутренние убеждения судьи. В качестве примера Зикрацкий приводит "последнюю фишку" белорусских правоохранительных органов: в протоколах не указывают реальные фамилии свидетелей, а сами эти люди прячут свои лица на суде.
"То есть у нас есть свидетель, чья фамилия не видна в протоколе, и передо мной, когда я опрашиваю свидетеля, сидит какой-то мужчина в балаклаве. Он дает показания в качестве свидетеля, и эти показания суд воспринимает при вынесении постановления, – рассказывает Сергей Зикрацкий. – Так вот когда мы суду показываем, что все это незаконно, ссылаясь на конкретные нормы процессуально-исполнительного кодекса, судье надо выходить из зоны комфорта и принимать соответствующее постановление, на мой взгляд, абсолютно незаконное. Я надеюсь, что просто в какой-то момент им перестанет быть удобно выносить эти постановления и потом смотреть в глаза людям, чьих родственников они судят".
"Ближе всего к Азербайджану и Турции". Преследование адвокатов в Беларуси и за ее пределами – комментарий правозащитника
Если проблемы с реализацией принципа состязательности сторон есть во многих судебных системах на постсоветском пространстве, то преследование адвокатов за политическую активность их доверителей – это "в очень большой степени белорусская история", считает руководитель Международной правозащитной группы "Агора" Павел Чиков.
"Основной целью уголовных дел, заведенных сейчас в Беларуси в отношении адвокатов, являются лидеры политической оппозиции и формальные оппоненты Лукашенко на президентских выборах. Сейчас это Бабарико, Тихановский, Колесникова. Похожая история была в этой же Беларуси в 2010-2011 годах: по итогам президентской кампании 2010 года начались репрессии, уголовному преследованию подверглись все оппоненты Лукашенко. Давление было и на их адвокатов: их лишали лицензии, их вынуждали уехать из страны", – рассказывает правозащитник.
Вот лишь некоторые примеры. В 2012 году покинула Беларусь адвокат Марина Ковалевская – она защищала кандидата в президенты Андрея Санникова и лидера оппозиционного движения "Молодого фронта" Дмитрия Дашкевича. До этого ее трижды вынуждали сменить место работы, угрожали лишить лицензии, а однажды не выпустили из страны по причине уклонения от воинской службы, хотя женщина не была военнообязанной и не имела военного билета.
Адвоката Тамару Сидоренко лишили лицензии в 2011 году – в 2010-м она защищала кандидатов в президенты Владимира Некляева и Алеся Михалевича.
В 2017 году Минюст лишил лицензии Анну Бахтину – известного во всей стране специалиста с 13-летним прокурорским стажем и 25-летним стажем адвокатской деятельности. На внеочередной аттестации комиссия признала ее "недостаточно квалифицированной". Сама Бахтина считает, что была лишена лицензии за то, что защищала фигурантов резонансных политических процессов, например журналистку Ирину Халип, фигурантку дела о массовых беспорядках после выборов 2010 года, блогера Эдуарда Пальчиса, фигуранта "дела патриотов" Мирослава Лозовского.
Павел Чиков сравнивает преследование белорусских адвокатов с ситуацией в Азербайджане и Турции: "Известно много случаев за последние несколько лет, когда азербайджанские адвокаты-правозащитники получали выговоры, им приостанавливали или полностью лишали лицензии".
Одно из самых громких дел в отношении адвокатов в Азербайджане – дело Интигама Алиева. Много лет он защищал права граждан, в том числе в Европейском суде по правам человека, а в 2015 году сам был приговорен к семи с половиной годам лишения свободы. Под сильным давлением ЕСПЧ через два года суд заменил ему срок на условный.
В 2017 году в Азербайджане внесли поправки в закон "Об адвокатах и адвокатской деятельности". Согласно новым требованиям, защиту могут представлять только профессиональные адвокаты, члены Коллегии адвокатов. Около семи тысяч юристов оказались без работы.
"Просто катастрофическая ситуация в Турции, – говорит руководитель "Агоры". – Там после попытки переворота и [неудавшегося] свержения Эрдогана в тюрьмах находятся сотни адвокатов". По данным международной правозащитной организации для адвокатов Lawyers for Lawyers, преследованиям в Турции за последние годы подверглись более 1500 адвокатов, 605 были арестованы и 441 приговорены к тюремным срокам по обвинению в принадлежности к террористической организации или распространению террористической пропаганды.
27 августа 2020 года в одной из больниц Стамбула после 238 дней голодовки умерла адвокат Эбру Тимтик. На момент смерти она весила 30 килограммов. В 2019 году ее приговорили к 13 годам тюрьмы по обвинению в принадлежности к террористической организации. Четвертого сентября, уже после гибели Тимтик, Верховный суд Турции освободил из заключения 32-летнего адвоката Айтаджа Унсала. Он также объявлял голодовку и на момент освобождения голодал 213 дней. Судьи постановили, что дальнейшее пребывание в тюрьме ставит под угрозу его жизнь.
"В Беларуси же на сегодняшний момент судьба адвокатов определяется политической обстановкой в стране. Понятно, что если протест будет успешен, то обвинения не проживут дольше, чем политический режим Лукашенко. Если же Лукашенко останется у власти, то все будет определяться какими-то последующими событиями – судом, сроком и всем таким, – говорит Павел Чиков. – Пока им остается защищаться и надеяться на политические изменения".
